Заказать книгу можно на сайте издательства: https://bit.ly/2EztHWN
Выйдет из твоего рода
Та подруга благородных искусств,
О которой не сказать, что в ней лучше,
Светлая ли краса, мудрая ли скромность:
Это Изабелла, благородная душой,
Ее светом просияет дневно и нощно
Край над Минцием, которому имя
По вещей Манто, чьему сыну имя Окн.
Здесь в блистательном станет она споре
С достославным своим супругом:
Кто выше чтит добродетель,
Кто шире раскрыл душу для вежества?
Если скажет он, как при Таро и Форново
Шел на галлов для вольности Италии,
То она отзовется: Пенелопа славою
Не уступит Улиссу, потому что чиста.
Лудовико Ариосто, Неистовый Орландо
Изабелла д’Эсте: «подруга благородных искусств»
Тициан Вечеллио. Портрет Изабеллы д‘Эсте. 1534–1536. Холст, масло; 102 × 64 Вена,
Музей истории искусства
Маркиза Мантуи Изабелла д’Эсте — единственная из всех женщин эпохи Возрождения, занимавшихся коллекционированием произведений искусства и меценатством, которая постоянно привлекает внимание искусствоведов, и этому есть ряд объективных причин. Одной из них является богатейшая сохранившаяся документация (известно около двенадцати тысяч писем маркизы), предоставляющая многочисленные возможности и поводы для исследований. Другая, и более важная, причина — уникальность ее деятельности как коллекционера и покровительницы искусств. Уникальность эта заключается в том, что деятельность Изабеллы д’Эсте охватывала, в том числе, сферы, бывшие прерогативой коллекционеров и меценатов мужчин: маркиза всю жизнь страстно и целенаправленно собирала античные медали и монеты, предметы декоративно-прикладного искусства, скульптуру и живопись. Для их хранения она сначала в Кастелло ди Сан Джорджо, а затем в Корте Веккьо обустроила Студиоло с примыкающим к нему помещением, специально предназначенным для размещения коллекции, — так называемой Гроттой (Grotta).
Камея Гонзага. 278–269 до н. э. Индийский сардоникс, высота 11,5 Вена, Музей истории искусства
Эта камея, так же как и та, что хранится в Эрмитаже, идентифицируется исследователями с упомянутой в инвентаре коллекции Изабеллы д’Эсте под первым номером: «Большая камея, оправленная в золото, с двумя рельефными головами Цезаря [Августа] и Ливии, с золотой гирляндой вокруг, с листьями лавра, покрытыми зеленой эмалью, с жемчужиной внизу, с реверсом, выполненным в технике черни, и с табличкой с именем покойной светлейшей синьоры Госпожи».
Эти факты порождают диаметрально противоположные интерпретации и оценки. Не отрицая значительную роль, которую играла маркиза в культурной жизни Мантуи, исследователи расходятся в оценке ее личности, что обусловило некую двойственность образа Изабеллы, сложившегося в истории искусства. Столь прославляемая в свою эпоху, казавшаяся идеалом ренессансной женщины для историков конца XIX — начала XX века Изабелла д’Эсте в трудах многих искусствоведов XX столетия часто предстает своевольной, алчной и даже жестокой, а при сравнении с другими коллекционерами и меценатами ей ставятся в упрек консерватизм, нетерпение и желание полностью контролировать работу художников. С другой стороны, как реакция на подобные отрицательные характеристики, появлялись и продолжают появляться работы апологетического характера.
Особое положение Изабеллы, в силу ее принадлежности к слабому полу, оказывалось камнем преткновения для многих ученых и проблемой, на которой всегда заостряется внимание. Исследовательница Р. М. Сан Хуан заметила, что из-за этого в научной литературе «Изабелла д’Эсте занимает чрезвычайно неудобную позицию, оставаясь исключением (не только среди ренессансных женщин, но также и среди ренессансных покровителей искусства)». Именно это становилось причиной частых отрицательных характеристик, даваемых маркизе искусствоведами в прошлом при противопоставлении ее ренессансным меценатам-мужчинам. Примером такой характеристики могут служить слова Дж. Аслопа: «Хотя сейчас рискованно быть нельстивым по отношению к какой-либо выдающейся женщине в прошлом, я должен признать, что никогда не находил прославленную маркизу Мантуи в самом деле достойной приязни.
Ее гуманистическая культура, хотя и известная в ее времена, оставляет впечатление показной. Она [маркиза] могла быть поразительно хладнокровной в получении того, что она хочет, не в последнюю очередь в своем коллекционировании искусства». По этой же при чине в последнее время возникают новые подходы к изучению деятельности маркизы как покровительницы искусств и коллекционера, стремящиеся преодолеть обособленность ее положения благо даря новым ракурсам исследования: так, упомянутая Р. М. Сан Хуан, а также Л. К. Реган рассматривают Изабеллу д’Эсте в контексте общественного положения знатных женщин эпохи Возрождения, предписывавшего им определенные правила поведения; М. Бурн — во взаимодействии маркизы с ее мужем Франческо II Гонзага, часто остающимся в тени своей прославленной супруги; С. А. Хиксон — в контексте женского покровительства искусствам в ренессансной Мантуе. Несмотря на многие положительные результаты этих подходов, они все равно акцентируют внимание на гендерном вопросе, что представляется не совсем верным. Положение женщин в эпоху Возрождения — отдельная, сложная проблема, однако еще Я. Буркхард справедливо отмечал (по крайней мере, в случае женщин из высших слоев общества) потенциальное равенство в их социальном положении с мужчинами.
Лоренцо Коста. Аллегория двора Изабеллы д’Эсте (Коронование Изабеллы д’Эсте). 1504–1506. Холст, масло; 164 × 197 Париж, Лувр
На этой картине представлен триумф Изабеллы д’Эсте. Небесная Венера поддерживает стоящего у нее на коленях Купидона, который коронует маркизу. Среди участников церемонии — музыканты и писатели; таким образом акцентируется величие Изабеллы как покровительницы искусств.
Эпоха Возрождения — период, когда уже почти перестали функционировать средневековые общественные порядки и еще не сформировались новые, что создало предпосылки для максимального раскрепощения личности, вне зависимости от пола. И для женщин, как писал ученый, «главные понятия о нравственности и поведении основывались тогда, конечно, не на женственности, как ее понимают теперь, а на энергии, красоте и сознательном отношении к окружающей действительности», и «женщина, занимавшая положение в обществе, должна была, в силу обстоятельств, стремиться к совершенствованию своей личности во всех отношениях, подобно мужчине, — путь к этому заключался в таком же образовании ума и утонченности».
Эпоха Возрождения, в первую очередь, — время ярких индивидуальностей, раскрывавшихся в рамках подвижных социальных норм. Не стоит забывать также, что фигура мецената и коллекционера в современном понимании возникла именно в эпоху Возрождения в результате долгого процесса формирования, поэтому важно рассматривать каждого мецената и коллекционера, учитывая конкретные изменяющиеся условия, в которых складывались его художественные вкусы и представления об искусстве. Так что причины уникальности Изабеллы д’Эсте, на наш взгляд, необходимо искать исходя не из гендерной теории, но из более широких аспектов истории меценатства и коллекционирования.
Приведенные в эпиграфе знаменитые строфы Лудовико Ариосто из поэмы Неистовый Орландо, славящие Изабеллу д’Эсте, точно передают, вне зависимости от того, насколько искренни слова поэта, репутацию мантуанской маркизы, сложившуюся, и не без оснований, при ее жизни, — репутацию «подруги благородных искусств», во многом благодаря которой Мантуя стала одним из значительных центров ренессансной культуры. Кроме того, — и это принципиально важно — строки Ариосто акцентируют принадлежность Изабеллы к семье д‘Эсте, которую маркиза всегда сама сознательно подчеркивала; меценатством она последовательно создавала свой индивидуальный миф — идеальный образ покровительницы искусств — именно в рамках «мифа д’Эсте». Понимание этого позволяет по-новому взглянуть на меценатство самой Изабеллы, обычно рассматривающееся в науке как уникальное явление, а также на меценатство семьи д’Эсте в целом.
Изабелла д’Эсте, первая и любимая дочь феррарского герцога Эрколе I и Элеоноры Арагонской, родилась в 1474 году. Она получила прекрасное гуманистическое образование: ей преподавали латынь, греческую и римскую историю, классическую литературу и музыку. Она хорошо пела, аккомпанируя себе на лютне, и играла на клавикорде. Сохранились письма Изабеллы к Лоренцо да Павия, известному мастеру музыкальных инструментов, ее другу на протяжении всей жизни, в которых она, в том числе, заказывала ему новые инструменты. Переписка их началась как раз с просьбы маркизы изготовить для нее новый клавикорд.
Почтенный сударь! Мы помним, что, когда мы были в Павии, мы видели прекрасный и безупречный клавикорд, который вы сделали для прославленной Герцогини Милана, нашей сестры [Беатриче д’Эсте]. Мы хотели бы иметь столь же совершенный инструмент. Мы подумали, что в Италии нет никого, кто мог бы послужить нам лучше, чем вы, так что мы просим вас доставить нам радость, сделав для нас [клавикорд] красоты и совершенства, которые соответствуют вашей славе. Мы столь уверены в вас, поэтому мы просим только об одном: что вы сделаете его легким для игры, потому что у нас столь легкое туше, что нам невозможно играть, когда необходима сила из-за жесткости клавиш. Вы поймете наше желание и нужду и, в остальном, можете сделать его по своему усмотрению. Чем скорее вы послужите нам, тем больше радости это нам доставит, и мы будем довольны вашей ценой. Мы вверяем себя вашей доброй воле. 12 марта, 1496 год. Мантуя
Гуманисты и поэты, бывавшие при мантуанском дворе, всячески восхваляли музыкальные способности Изабеллы. Джанджорджо Триссино в своем произведении Портреты описал выдуманную им встречу Виченцо Магре и Пьетро Бембо, во время которой они, помимо прочего, говорили и об Изабелле. Ее они превозносили и восхваляли за красоту, добродетели и также за музыкальные способности. От лица Бембо Триссино писал:
Когда она поет, особенно аккомпанируя себе на лютне, я думаю, что Орфей и Амфион, умевшие оживлять неживые предметы своей песнью, были бы очарованы, слушая ее. И я сомневаюсь, что хоть один из них сумел бы так же, как она, сохранять самую нежнейшую гармонию так, чтобы ритм ни разу не сбился; она выдерживает песню, то возносящуюся, то спускающуюся, и сохраняет гармонию в игре на лютне и в то же время согласовывает свой голос и обе руки с интонациями песни. Так что, если бы ты услышал хоть однажды, как она поет, я уверен, ты стал бы подобен тем, кто услышал песню Сирен и забыл свои родные края и свой дом.
Изабелла поблагодарила Триссино в письме. Понимая, что подобное восхваление уже чрезмерно, она свои благодарственные слова остроумно сопроводила итальянской поговоркой: «So che tu non dici il vero, pur mi piace» («Я знаю, что ты говоришь неправду, но мне приятно»).
Перуджино. Битва Любви и Целомудрия. 1503–1505. Холст, масло; 160 × 191 Париж, Лувр
В отличие от братьев и сестры, долгое время живших и воспитывавшихся в детском возрасте при неаполитанском дворе, Изабелла почти все свое детство провела в Ферраре, что во многом определило ее интерес к пластическим искусствам. При феррарском дворе, начиная с правления Леонелло, широко обсуждались проблемы искусства; безусловно, маркизе должен был быть известен трактат гуманиста Анджело Дечембрио Об изящной словесности, о котором говорилось в главе 1. На глазах Изабеллы разворачивалась яркая художественная жизнь Феррары последней четверти XV века, поддерживаемая покровительством ее отца, герцога Эрколе I. Все это нашло отражение во взглядах будущей мантуанской маркизы — в ее любви к античному искусству и особом внимании к содержательной стороне произведений и в то же время в глубоком интересе к современному художественному процессу.
В 1490 году Изабелла прибывает в Мантую, где выходит замуж за Франческо II Гонзага. Там она становится соправительницей мужа, на равных с ним принимая участие в государственных делах, и сразу же оказывается в центре культурной жизни двора: соглас но духу эпохи, маркиза была ее вдохновительницей (именно такая роль отводится знатным женщинам в знаменитом трактате Придворный Бальдассаре Кастильоне).
Изабелла активно покровительствовала литературе: она дружила со многими известными писателями и поэтами, которых принимала при своем дворе и с которыми переписывалась, среди них — Пьетро Бембо, Бальдассаре Кастильоне, Париде де Черезара, Лудовико Ариосто, Марио Эквикола, Джанджорджо Триссино, Бернардо Биббиена.
Особое внимание маркиза уделяла музыке, наследуя в этом отцу и двум дядям. Масштаб ее деятельности действительно сопоставим с масштабом меценатства в этой сфере Леонелло д’Эсте: за первые годы пребывания у власти ей удалось превратить Мантую в один из главных европейских центров ренессансной музыки, подобно тому, как Леонелло превратил в такой центр Феррару.